Прорыв Савла: отсрочка Царства БожьегоТеория происхождения христианства / Христос после Иисуса / Прорыв Савла: отсрочка Царства БожьегоСтраница 6
Здесь просто еще один способ акцентирования иудейской теории Конца света Савла; история должна продолжаться, а затем остановиться. Еврейский взгляд на Бога в истории, таким образом, содержит семена ее прекращения, т. е. Бог бесконечен, история же — нет!
Постулирование Савлом эксцентрического состояния природы — специальной и как бы квазибиологической категории человечества, состоящей из воскресших в начале Мессианского Царства верующих, существующих вместе с еще живыми, и одновременное превращение обеих групп в бессмертные существа имело, конечно, ошеломляющие последствия. И именно светлая, историческая, главная концепция Савла — существования во Христе — воплотила в жизнь эту замечательную идею и создала модальность для нее, вписав ее в общую систему идей.
Более того, странное и, вероятно, уникальное понятие Савла революционизировало чувство времени. Он вновь проанализировал временное распределение последовательных возрастов космоса. До Савла общий взгляд на время был следующим: «после» наступает за «сейчас». Согласно этому банальному взгляду, смерть и воскресение Иисуса произошли в недавнем прошлом и благодаря тому, что они произошли, сделали возможным для Иисуса вернуться во славе в недалеком будущем, принеся с собой Мессианское Царство, непосредственно предшествующее Царству Божьему.
Теперь, после Савла, стало возможным думать о последующих веках как о в какой-то степени одновременных. Его концепция подлинного значения смерти и воскресения Иисуса позволяет ему заявить, что его поколение уже было окружено Мессианским Царством. Поскольку смерть и воскресение Иисуса не могли предшествовать
Мессианскому Царству, но per se (сами по себе) составили мессианское событие, их значение было очевидным — просто уже забрезжил Мессианский Век!
В равной степени очевидно, что как часть этого воскресение Иисуса не могло являться единственным событием такого рода. Оно должно было быть начальным в целой серии событий, чья тотальность создаст новый мир. Потому что Иисус был «первенцем из умерших» (1 Кор. 15:20).
Отсюда, по мнению Савла, его поколение уже находилось в периоде мессианского воскресения, хотя воскресение других все еще маячило в будущем. Савл сделал этот логический вывод из главного факта современной ему истории, заключавшегося в том, что Иисус не просто был взят на небеса (это немного значило), но он прошел через смерть и воскресение.
Как же тогда Савл объяснял неизменность картины мира? Люди сновали по своим делам, ведя трудовую жизнь. Евреи все еще подчинялись римлянам, чья власть продолжала распространяться повсюду; маленькие группы тех, кто верил, что Иисус играл особую роль, все еще раздумывали над значением происшедшего, поскольку казалось, что, в конце концов, он пришел к такому же гибельному концу, как и другие бесчисленные еврейские «активисты».
Савл смог вывести из этой кажущейся неизменности обычного мира абсолютно другой вывод. Он сумел увидеть те силы, которые прокладывали себе дорогу и резко отличались от других. Для него воскресение Иисуса было неоспоримым аргументом. Силы сверхъестественного мира, силы воскресения скрылись под кажущейся неизменностью природного мира. И хотя люди, ослепленные внешней видимостью, не подозревали об этом, воскресение Христа уже вызвало установление сверхъестественного мира.
Эта ослепляющая проницательность, а возможно, экстатическая ярость, лежащая в основе замечательного затушевывания разрыва между последовательными периодами времени, позволила Савлу смешать два ранее совершенно различных мира — преходящий и вечный, так же как он смешал понятия «после» и «сейчас». Вера для него, не будучи более источником уверенной надежды на что-то, что ожидалось, была возможностью переварить текущие духовные ожидания.
Это не имеет ничего общего с модным ныне одухотворением чрезмерно вещественных понятий — совсем наоборот! Эта концепция, как и все идеи Савла, была строго материалистичной. Она зависела от объективного состояния вселенной, чья объективность на самом деле еще больше усилена концепцией веры Савла. И одно это обстоятельство придало ей особый магнетизм — не так для его собственного поколения, как, вероятно, для будущих.