Борьба с ТоройТеория происхождения христианства / Христос после Иисуса / Борьба с ТоройСтраница 14
Не будет преувеличением сказать, что два поколения иудеев были захвачены лихорадкой мессианской фантазии. Они были подвержены этой болезни просто потому, что думали о ее неизбежности. В этом аспекте Савл был типичен для своей среды. Его писания были созданы на фоне распространения информации, разошедшейся в громадном диапазоне. Какими бы ни были его отношения с иерусалимскими иисусистами в подробностях, они основывались на общей вере в Конец света. В то время было бы преждевременным спрашивать Савла о его принадлежности к «христианству». Говоря точнее, это не значило бы ровным счетом ничего. Вопрос об отходе его от своего народа никогда даже не возникал перед ним, а иудаизм был ядром его жизни. А иначе, что бы на самом деле значило для него само слово «Мессия»?
Короче говоря, то, что отделило Савла и его земляков-мессиа-нистов от других набожных иудеев на этом конкретном перекрестке, перекрестке на пути к нам, а не к ним, заключалось просто в различии мнений, которые показались бы всем современным евреям фактическим вопросом. Пришел Мессия или нет? Или, скорее: если Иисус был сделан Мессией своим воскресением, означало ли это, что был Конец света, или это не так?
Соответственно именно иудейская набожность Савла привела к его смерти или же, скорее всего, его внешнее одобрение Торы, в сочетании с его собственными оговорками должно было привести к такому результату. Его замечание о «всем — для всех, иудей с иудеями, грек с греками» было чистым аспектом того, что можно назвать презентацией его общественных отношений, а в действительности он оставался очень набожным человеком всю свою жизнь. Решающими оказались только его изменения!
И все же его общая теория, как бы она ни была логична и симметрична, не могла сгладить многочисленные практические проблемы, которые иудеи должны были встретить в своем общении с язычниками, а более конкретно — с язычниками, пришедшими в иудаизм через их веру в воскресение Иисуса. Например, набожные иудеи не могли есть вместе с язычниками. Именно эта практическая проблема поведения привела к первому резкому конфликту внутри новой, все еще аморфной паствы. Если надо было соответственно отметить Вечерю Господню, как же можно было разрушить иудейскую исключительность за столом?
Запутанным клубком было и обрезание. Например, Савл был готов, несмотря на собственные убеждения, санкционировать обрезание Титуса — грека и Тимоти — полугрека, чья мать была еврейкой. Вполне возможно, что Савл в течение какого-то периода постепенно изменил свое мировоззрение и сделал полные выводы из собственной теории о бытии во Христе только позднее. Это мог-ло произойти из-за того, что в личных встречах он был бессильным (2 Кор. 10:10, Гал. 1:10).
Но за исключением вышеуказанных случаев Савл последовательно запрещал обрезание всем язычникам. Сознательно разрешив самообрезание, язычник восхваляет свою вечную, следовательно, незаконную покорность человеческой природе. Это обстоятельство уничтожало саму концепцию бытия во Христе. Это была форма китайского поклона перед ангельскими силами, поддерживающими Тору.
Именно логика Савла должна была сделать невыносимой его жизнь и на самом деле завершить ее. Все его трудности — и полемические, и практические — в качестве блуждающего новобранца новой идеи происходили от его упорного стремления неукоснительно применять свою теорию статус-кво к кардинальному вопросу Торы.