«Паулинизм» — новый мирТеория происхождения христианства / Христос после Иисуса / «Паулинизм» — новый мирСтраница 2
Даже если бы второе поколение, выросшее после разрушения Иерусалима, было уже неспособно из-за своей временной ориентации постичь суть истерии Савла по поводу Конца света, то путь для упрощения нестандартных концепций Савла был расчищен. Поскольку мистицизм, которым увлекался сам Савл, мистицизм, основанный на страстном ожидании Конца света, был совершенно забыт следующим поколением, которое, исчерпав свой энтузиазм, было вынуждено принять жизнь в повседневном мире, видоизмененные идеи Сав-ла оказались достаточно мощными, чтобы стать вместилищем для новой веры, приспособленной к языческой среде.
На протяжении нескольких поколений деятельность иудейских миссионеров была очень успешной: было очень много «богобоязненных» язычников, которые принимали бога Израиля, не подчиняясь обрезанию или пищевым ограничениям. Несомненно, именно они образовали ядро конгрегаций, которые намного позже стали христианскими. (Деяния указывают на то, что собственные кампании Савла по вербовке были наиболее успешными среди «богобоязненных» язычников.)
Классическое иудейское пророчество создавало совершенно естественный мост между любым человеческим существом и Торой; Савл часто приводил слова Исаии об Израиле как «свете народов». Именно в окружении Савла, состоявшем из представителей греко-язычного населения Восточного Средиземноморья, возникло движение за обращение язычников; в его время это движение, должно быть, достигло своего пика.
Антиохия была естественным местом для начала формирования новой веры; именно там нечто новое было сказано «грекам», то есть приверженцам иудаизма среди язычников (Деян. 11:20). В то время слово «христианин», созданное там, означало не что иное, как последователь Христа («Мессии», по-гречески). Однако этот простой перевод оказался достаточно емким для того, чтобы впоследствии выдержать ошеломительное расширение первоначального значения.
Третий из крупнейших городов Римской империи — Антиохия, как и многие другие эллинские города, расположенные на пересечении торговых путей, был космополитическим, пропускающим через себя различные верования, распространенные по всему эллинизированному Востоку, а также по всей империи в целом. Еврейская колония там была очень крупной и, по-видимому, окружалась со всех сторон новообращенными местными жителями: как полностью обращенными, так и просто «богобоязненными».
Хотя новую надежду, связанную с Иисусом, восприняло не очень много обычных иудеев, завербованных в новую веру, должно быть, было много среди новообращенных и «богобоязненных». Разумеется, на этой стадии обычные язычники еще не могли быть привлечены, поскольку основная терминология всего этого нового подхода была так тесно переплетена с ключевыми понятиями иудаизма, что она была просто-напросто непостижима для постороннего. В любом случае новое включение обращенных вскоре привело к преобладанию в антиохийской еврейской колонии полуиудаизирован-ных язычников.
В промежутке между 100 и 200 гг., когда христианство достигло самых глубин эллинистического мира, образованные люди проявляли все больший интерес к восточным религиям, поскольку официальная религия греко-римлян стала уже синкретизмом, смесью, образовавшейся после захвата римлянами эллинизированного Востока, пантеон которой включал божества как завоевателей, так и завоеванных народов. Несомненно, элита не верила в эту синкрети-зированную государственную религию, но публично члены элиты почитали ее, хотя бы в общих чертах, лишь бы как-нибудь обуздать массы.
Попытка Августа восстановить старую римскую религию оказалась успешной только в отношении некоторых храмов и храмовых ритуалов; при этом было достигнуто лишь усиление гражданской действенности официального церемониала. В действительности это стало аспектом простого патриотизма, поскольку официальная религия была представлена лишь несколькими ритуалами, не имея при этом никакой теологии, никаких догматов и, прежде всего, никакой эмоциональной окраски. Что же касается народных масс, то они оставались, по-видимому, преданными мелким местным божествам и колдунам.
Таким образом, в элите того времени не было ничего, что могло бы противостоять бурной эмоциональности восточной религиозности. При отсутствии каких бы то ни было наук, при наличии примитивного, беспорядочного и ограниченного эмпиризма, единственной опоры в этой действительности, оставались открытыми двери для всякого рода случайных философских спекуляций. Это была территория, на которой могли бесконечно комбинироваться идеи всех видов.
Но самым решающим фактором в возникновении христианства была распыленность общества в целом. Социальная дезинтеграция, перевороты, перемещения народов, войны, сопровождающиеся порабощением, — все это длилось на протяжении века и более. Большим спросом в таких обстоятельствах пользовалось утешение.