Восстание и распятиеТеория происхождения христианства / Иисус до Христа / Восстание и распятиеСтраница 7
И впоследствии надпись на его кресте «Царь Иудейский», с римской точки зрения, была простой констатацией факта; ведь для них во всем этом не было ничего сверхъестественного — распятие рассматривалось как основной акт наказания за мятеж.
Дерзкое предприятие Иисуса поставило под угрозу не только власть Рима. Захват Храма был направлен так же, или даже больше, против реального духовенства, руководившего им, а в более широком смысле — несомненно, против всей иудейской аристократии, которая, особо не желая этого, все же стала аванпостом римского государства в Иудее.
Ко времени, когда сторонники Иисуса захватили и удерживали Храм, он также стал жертвой бесчестных интриг иудейской аристократии и духовенства. Несмотря на то, что, как указывалось выше, Иисус в принципе одобрял культ Храма и не имел никакой теории реформ, в его четкой и простой проповеди «покаяния» был заметен элемент социального протеста.
Во всех текстах евангелий звучит бесспорная нота возмущения условиями жизни бедняков. Совершенно очевидно, что Иисус был пророком народа; он представлял «скромность Израиля» и «народ страны». В структуре иудаизма он был на стороне угнетенных.
Таким образом, более чем правдоподобно, что его нападение на Храм имело дополнительный мотив протеста против социальной несправедливости, а также вдохновленной пророками неприязни к элементу идолопоклонства, воплощенному в римских и других монетах, хранимых в Храме. У Иосифа Флавия есть разоблачительный текст, создающий поразительную картину угнетения бедняков того времени богачами через Храм: он сообщает, что мятежники хотели «уничтожить квитанции ростовщиков и предотвратить требования уплаты долгов, чтобы привлечь на свою сторону множество благодарных должников и безнаказанно побудить бедняков к восстанию против богачей».
Действительно, отрывок из Евангелия от Марка (6:8), где ясно показано, что ученикам Иисуса запрещалось носить деньги, и где выражено удовольствие оттого, что в свое путешествие они не берут ничего, кроме посоха: ни хлеба, ни сумы, ни денег в поясах, может быть искаженным воспоминанием об отвращении Иисуса к деньгам как таковым.
В традиционном евангельском тексте истинные побудительные мотивы захвата Храма были до неузнаваемости затуманены. То, что осталось, — это банальные лозунги о превращении «универсального молельного дома» в «логово бандитов», как будто это был лишь вопрос этической теории о распрях буйных времен. Вообще в синоптических евангелиях фактически главным мотивом негодования храмовых авторитетов является отсутствие у Иисуса раввинистического образования; необычайное простодушие этого объяснения явно прикрывает истинную подоплеку захвата Храма.
Насилие, учиненное при захвате Храма, обнаруживает существование фактора, имевшего глубокие корни в социальных конфликтах того времени и идеологизированного религией как должное. Давление на беднейшие классы со стороны средних слоев населения, которые служили посредниками между ними и храмовой иерархией, способствовало взрывному характеру движения, которое неминуемо должно было столкнуть Иисуса не только с римлянами, но и с иудейской аристократией.
Население подвергалось эксплуатации, к примеру, не только путем взыскания процентов и т. д., но, несомненно, и путем применения скользящей шкалы оплаты, при которой животные, закупаемые паломниками, продавались по максимальной цене, а те, кто поставлял скот для нужд Храма, всегда слышали, что их животные имеют пятна, делающие их непригодными для жертвоприношений и т. д.
Храм, неприступное и неуязвимое местопребывание социально-религиозных властей, должен был служить эффективным щитом, прикрывающим паразитирующих священников и представителей средних классов от ненасильственных народных протестов; Иисус попытался уничтожить этот щит, и это было частью его более масштабного плана — председательствовать при установлении Царства Божьего наперекор римской власти. Эта попытка привела к его падению.
Как мы видели, Иисус был также и теоретически всецело согласен с пророческой традицией, которая все еще жива в Израиле и которая уже полностью спиритуализировала отношения иудеев с их Богом. Так, вся храмовая торговля вином, маслом, фимиамом, дровами и животными для жертвоприношений могла показаться ему отвратительной и недопустимой, по крайней мере, в ее гипертрофированных формах, каким бы в принципе ни было его восприятие храмового культа. Таким образом, каким бы набожным иудеем ни считал себя Иисус, его предприятие должно было обязательно столкнуться с противодействием одновременно и римских, и иудейских властей.