Система СавлаТеория происхождения христианства / Христос после Иисуса / Система СавлаСтраница 4
Евреи уже давно извлекли из всех таких ритуалов их магический компонент и превратили их в простые культовые действия, символизирующие различные события — либо исторические, либо психологические. Но Савл — благодаря крещению — продвинул работу ритуализации и магизации еще дальше. Он взял на вооружение преломление хлеба, которое в общине иерусалимских последователей Иисуса означало не что иное, как символ «немистических» дружеских взаимоотношений, и расширил его значение.
Последователи Иисуса никак не связывали между собой «хлебо-преломление» Последней Вечери и казнь Иисуса. Для них оно не имело никакой особой ценности, не было оно также и отражением какого-либо выраженного Иисусом желания. Но Савл выдумал неразрывную связь между хлебопреломлением Последней Вечери и искупительной драмой любви. На уже возделанной и благодатной почве он посеял семена священной жертвы искупления и мистического сообщества; таким образом он создал ключевой механизм грандиозной Мистерии — не просто о чем-то напоминающий, а живой символ великого труда, совершенного на кресте, который должен непрестанно воссоздаваться с помощью ритуального повторения.
Само воплощение языческой идеи, иногда преуменьшаемое в ученой среде до выражения «привкус язычества», оказывается у Савла полностью отшлифованным:
«Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет» (1 Кор. 11:23—26).
Обоснование крещения, выдвинутое Савлом, было в равной степени и эффективным, и языческим, и магическим. «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись» (Гал. 3:37). По структуре это было совершенно тождественно поклонению тельцу и другим подобным языческим ритуалам, несмотря даже на несхожесть форм поклонения, поскольку в языческой мистерии посвященный становился Осирисом и т. д., а верующий в Иисуса Христа не делался Христом. Однако по представлениям, и прежде всего по чувствам, они были тождественны: человеческое существо соединялось с божеством посредством определенной процедуры.
Точно так же, как адепт мистерий отождествляет понятие «облачение во» Христа со святым облачением во спасение, точно так же в мистерии Савла крещение адепта приравнивается к схождению во смерть. Крещаемый побеждает смерть после трех погружений, подобно тому как Христос восстал на третий день из гроба, и в результате благодаря этому гарантировалось воскресение во славе по модели воскресения во славе Господа.
Таким образом, несмотря на, так сказать, структурное сходство между евхаристией и различными традиционными формами священного соучастия в смерти божества в религиях мистерий, между ними имеется существенное различие в масштабности. Всемогущество единого Бога, Творца Вселенной, увеличивает эффект ритуалов, связанных с ним. Таким образом, евхаристия благодаря отождествлению верующего с распятым и прославленным Сыном Бога становится причиной непрерывной перемены реальности, т. е. бессмертия верующего. Таким образом, Савл, не изменяя саму языческую процедуру, возвысил символику, воплотив совершенно другую и бесконечно более функциональную идею. Вместо превращения в Христа — что было бы совершенно немыслимо — верующий должен рассматривать упомянутую процедуру как гарантию своего спасения.
Для Савла суть дела заключалась в модальности гарантирования каждому верующему личной доли в славе, вслед за чем придет Конец света. Вполне естественно, верующие требовали определенной гарантии спасения в каждый момент, когда ожидаемая слава находилась в процессе превращения в факт. Как же еще они могли уверовать в приобретение славы в Судный день?
Вначале таинства первых общин последователей Иисуса рассматривались в качестве гарантии мессианской славы как таковой. Как само собой разумеющееся воспринималось то, что верующие доживут до наступления Мессианского Царства, которое, как в те дни считали, должно произойти «вот-вот». Разумеется, в самом начале, в канун казни Иисуса, или, скорее, во время стремительного распространения идей, которые возникли в связи с видением, посетившим Симона-Камня (Петра) на Галилейском море, предполагалось, что всякому, кто крестился и посещал Вечерю Господню, было гарантировано выживание в его (ее) природном теле до пришествия Мессианского Царства; считалось, что всякий, кто умирал до этого момента, оказывался тем самым недостойным мессианского блаженства.
Даже если бы Савл не появился, эта примитивная вера должна была неизбежно измениться. Должна быть связь, соединяющая воскрешающую силу таинств с Возвращением во славе. Эта связь была необходима именно потому, что огромное количество умирающих естественной смертью продолжало возрастать, в то время как Мессианское Царство никак не наступало (см. гл. 8). Если новой вере суждено было выжить, то надлежало заделать этот углубляющийся разрыв между теорией и фактом. Поэтому с того времени, как более понятную систему верований удалось приспособить к нуждам растущей общины, жизненно важным было создать связь между воскрешающей силой таинств и теми, кто уже умер. Это было чрезвычайно трудно. И действительно, каким образом можно было разработать концепцию, которая сотворила бы чудо — такую процедуру в настоящем, которая оказывала бы воздействие на прошлое?