Система СавлаТеория происхождения христианства / Христос после Иисуса / Система СавлаСтраница 7
До некоторой степени это было связано с общей неспособностью евреев признать даже возможность превращения человеческого существа в одно целое с Богом. Савл рассматривал дух Христа как то же самое, в некотором смысле, что и Дух Божий. Эта основная неясность в его идеях была разрешена, как указывалось выше, лишь столетия спустя — через понятие Троицы.
Тот способ, с помощью которого Савл обращался с таинствами, иллюстрирует основные различия между его мистицизмом, предполагающим близкие отношения с Божественным Существом, и мистицизмом эллинских мистерий, в которых посвященный становился на какое-то ограниченное время чем-то вроде Бога.
В мистериях символическая процедура возвышается до уровня реализации; она обладает магической силой. Для Савла же символика просто фиксирует исторический факт — смерть и воскресение Христа — как реализовавшийся еще раз в верующем и, кроме того, постоянно реализующийся с момента крещения.
В мистериях магическая процедура должна повторяться, как будто резервуар силы, порожденной магией инициации, постепенно расходовался, а для того, чтобы его пополнить, следовало снова пройти через все. В представлениях Савла религиозный опыт сам по себе постоянно воспроизводился. Это — еще один аспект своеобразного реализма Савла, реализма, который, спешу повторить, сопровождал апокалипсическую точку зрения Савла на историю. Эта экстраординарная динамика, производная от интенсивного опыта мистической идентификации Савла, влекущая за собой бытие-во-Христе, через формирование мистического опыта здесь-и-теперь, бесконечно повторяемого верующим в смерть и воскресение Христа, придала взглядам Савла устойчивый импульс.
Ученые ожесточенно спорили по поводу этого вопроса. Многие, кто рассматривал мистерию Савла просто как еще одну эллинскую мистерию, были сбиты с толку очевидным объективным реализмом Савловой мистерии, совершенно отличным от психологического реализма мистерий. С другой стороны, те, кто был сосредоточен на подчеркивании оригинальности Савла, кто отрицал любое эллинское влияние, были обеспокоены такой грубостью Савловой мысли, его прозаической конкретной историчностью.
Во всяком случае, совершенно ясно, что, хотя мистическая концепция Савла о союзе с божеством по своему содержанию отличалась от мистерий, она была тождественна им по структуре и — что самое важное — по магическому воздействию.
Очевидно, что Савл рассматривал крещение и евхаристию как действия силы, приводящей к спасению. Это — магические процедуры (хотя мы в свое время увидим, что они из-за общей структуры идей Савла, возможно, были не более чем «полумагическими»). Он категорически заявляет, что крещение приводит в действие бытие-во-Хрис-те и следующие за ним смерть и воскресение с ним. Любой крестившийся «во Христа» соединялся телесно с ним и с другими избранными, которые были «во Христе» (Гал. 3:27—28), и по этой причине испытывал смерть и воскресение самого Христа (Рим. 6:3—4).
Если необходимо доказать, что это не простая метафора, а констатация «объективного» факта, то есть вера в магическую действен-ность ритуала, то стоит лишь обратить внимание на утверждение Савла, что люди, крестившиеся в интересах мертвых, чтобы мертвые сами могли получить пользу от этой процедуры, не только не были суеверны, но доказывали, что воскресение — это совершенно очевидный и простой факт.
Для Савла крещение было столь же эффективно, как погребение и воскресение, поскольку оно совершалось во имя Христа, который сам был погребен и после этого воскрес; таким образом, крещение приводило к эффекту искупления, свойственного мистицизму бытия-во-Христе.
Это было неоригинально; Савл просто продолжал ту традицию, которую он обнаружил уже готовой у последователей Иисуса: крещение гарантировало прощение грехов через преданность Мессии и через надежду на окончательное приобщение к славе, которая должна воссиять во время его Второго пришествия. Савл просто изобрел для этой простой идеи другой modus operandi благодаря своему собственному оригинальному вкладу в виде понятия бы-тия-во-Христе и связанного с ним мистицизма. Подобным же образом, так как крещение приравнивалось к переходу израильтян через Красное море, он приравнивал Вечерю Господню к поеданию манны небесной в пустыне и питию воды из камня (1 Кор. 10:1—6).
Для евреев поедание манны в пустыне, питие воды из скалы и переход через Красное море были реалистически представляемыми эпизодами поисков Земли Обетованной, эпизодами жизни всего еврейского народа; они были просто частью еврейской истории. Они никогда не считались священными, они просто случились, заслуживая тем самым какой-то напоминающей символики — не более того.
Но поскольку эти события служили подтверждением божественной воли на поселение евреев в Земле Обетованной, они были — по Савлу — божественным вмешательством. Таким образом, ему легко было усилить историко-божественный смысл эпизодов странствия к Земле Обетованной посредством их ритуализации; их божественный компонент был достаточен для того, чтобы придать им магический эффект. Для Савла ритуал, совершаемый в согласии с божественной волей, способствовал спасению; таким образом он становился таинством.