Дунаев - Вера в горниле сомненийДополнительные материалы / Дунаев - Вера в горниле сомненийСтраница 436
Православная мудрость гласит: гуманистический идеал "царства на земле" причина всех зол. Шмелёв пророчески предрекает: "из этой религии только плоти выход один — в тупик". Подобно Достоевскому, он разоблачает фальшь понятий свободы, равенства и братства в их безрелигиозном понимании. Шмелёв верно понял порочность насаждаемой демократии в том, что она не сознаёт того, на что должна истинно опираться: "Я не Отвергаю народовластия — народной души и воли. Да будет оно! Оно — на основе Христовой Правды".
Одно сомнительно — допустит ли то демократия, захочет ли опереться на такую основу. Ведь сущность демократии — равнодушие к Истине.
Шмелёв уверен, что "русская интеллигенция, роковым образом, не смогла создать крепкого национального ядра, к которому бы тянулось самое сильное, самое яркое по талантам изо всего русского, живого. Не было национально воспитанной, сильной, русской интеллигенции".
Из сказанного можно вывести ответ на "проклятый вопрос" русского сознания: "что делать?" — "Лучшей части народа, его интеллигенции, надо понять своё национальное назначение, понять Россию, её пути, — каждый народ имеет свои пути, — и понявши, идти покорно, покорно целям, указанным Судьбою — Смыслом истории — Богом".
В незавершённом романе "Солдаты" (1927) Шмелёв высказал как важнейшую ту же мысль: "Наша цель в том, .чтобы найти национальные основы, наши цели . иначе мы не нация, которая живёт и развивается, а пыль, случайность, которая . может и пропасть в случайном! "
И эти национальные основы не могут мыслиться вне Православия: "Надо жить по-Божьи! Вот "основа". Положите во главу угла. Устроить нашу жизнь по-Божьи — раз, и прочие народы научить сему — два. У других народов вы не услышите "по-Божьи". В богатейших и славнейших странах . что? Там другое! Не по-Божьи, а . "как мне приятно" и "как мне полезно"! Мне! А как это приятное и полезное заполучить? А . "как возможно легче и практичней"!
Шмелёв здесь выступает как несомненный наследник Достоевского. Он чётко разделяет православный мир и западную цивилизацию, определяет их основополагающие начала: Божья правда и — корысть потребительства. И как Достоевский, он видит выход в том, чтобы передать истину, которую несет в себе Россия, Западу. Иначе — гибель всего.
Шмелёв три четверти века назад ясно выразил ту национальную идею, которую всё никак не могут сыскать праздномыслы рубежа тысячелетий. Только теперь начинает вызревать в умах, и то весьма немногих, мысль о вселенско-религиозной предназначенности России:
"Вот, последнее место осталось Ему на земле. Или отзовёмся, и сами в Царствие внидем и других приведём, или . велит вострубить Архангелу, и Суд начнётся".
Иными словами из мира ещё не взят Удерживающий (2Фес. 2,7), пока в России хранится верность Православию. Хранить его и другим передавать — вот залог спасения мира.
Так формулирует Шмелёв национальную идею русского народа.
Жёстко сказал Шмелёв об интеллигентах, пошедших в услужение к большевистской власти: показал их полнейшую беспринципность, неверие ни во что, кроме собственного материального благополучия ("На пеньках", 1924; "Чёртов балаган", 1926). Водители народа оказались слепцами. Лучшая же часть русской интеллигенции та, которая брала силы от народа и Православия.
Во взглядах Шмелёва проявилось то противостояние чуждой русскому духу идее, которое впервые было обозначено в спорах славянофилов с западниками. Шмелёв несомненный славянофил. Может ли не быть славянофилом писатель, который утверждает: "Русская культура — "запечатленная" печатью тысячелетий: крещением в Православие. Этим и определилась духовная сущность русского народа, его истории и просвещения. .Это доказано бесспорно и русской историей, и всей культурой русской. И ещё до научных доказательств Пушкин проникновенно определил: "наша просвещённость пошла от монахов".
Все эти проблемы Шмелёв сосредоточил в одном из своих шедевров — в романе "Няня из Москвы" (1932—1933). Это роман о чуде, совершённом Промыслом Божиим.
Что есть чудо? Внешне — нарушение естественно ненарушимых законов тварного мира. Но естественны ли они и подлинно ли ненарушимы? Мы действуем согласно законам повреждённого грехопадением мира, и они лишь нашему несовершенному разуму кажутся непреодолимыми. Мир Горний, несомненно, существует иными установлениями. Порою то, что движет Горним, проникает в мир дольний — и человеку представляется чудом. Это проникновение может совершаться только промыслительной волею Божией. Промысл же совершается в соработничестве, в синергийном взаимодействии воли Божией с подчиняющей себя этой воле волею человека.